Шим Эдуард - Ребята С Нашего Двора
ЭДУАРД ШИМ
РЕБЯТА С НАШЕГО ДВОРА
ДВЕ ИСТОРИИ,
которые могут служить
предисловием к нашей книге
1
Ждали доктора: мать на работу не пошла, злилась и злобу свою срывала на
Саньке и Алевтине.
- Санька, - кричала она, - забор починишь ай нет? Который день
гнезда пустые, куры по соседям несутся!
Санька не отвечал, висел пузом на срубе колодца, сталкивал вниз гнилые
щепочки. Щепочки крутились, пропадая во тьме, потом, спустя долгую минуту,
достигали воды, и вода - светлое окошечко в темной сырой глуби -
морщилась. И морщилось, кривилось отражение Санькиной головы в том окошечке.
- Алевтина! - кричала мать. - Сиди ты, бес окаянный, возле ребенка!
Кому сказано?
- Да он заснул, мам, - отвечала Алевтина.
- Где заснул? Вон, опять плачет!
- Ну, сейчас, - сказала Алевтина и нехотя пошла в избу.
Мать все крутилась по двору, искала рукам занятие - то перекладывала
развалившуюся поленницу, то курятник взялась чистить, то жмыхи толкла в
ступе. И все бросала не докончив. Страшно ей было, что не пошла на работу, и
хотелось показать, что она вправе не пойти: вот и ребенок больной, и дел
домашних невпроворот.
- Калитку запирайте! - закричала мать и накинула клямку. - По дворам
детдомовские ходят!
Санька проговорил в колодец густо:
- А я их гоняю - знаешь как!
- Я те подерусь! - закричала мать. - Не касайся к ним. Заразу в дом
принесешь. У них все запаршивели.
- Они чудные... - сказал Санька и передразнил: - "Ка-ро-ва",
"ма-ла-ко"... Говорить как люди не умеют. Траву едят!
- Не бреши.
- Сам видел, - сказал Санька. - На кладбище у церкви могилы оттаяли,
они сидят на могилках, траву щиплют.
Мать остановилась посреди двора, лицо у ней распустилось, обмякло, и
глаза стали нездоровые.
- Господи, твоя воля, - зашептала она, - что же это творится на
свете! Конец-то этому будет? Который год кровь льется, сколь мужиков побили,
домов пожгли... Дети бездомные маются! Господи!
- Ну, завела скрипеть, - сказал Санька. Ему нехорошо делалось от
этого причитающего голоса, от безвольного, тусклого лица, совсем не похожего
на материнское. - Скоро молиться начнешь. Откуда слов-то набралась.
- А я, сынок, все другие слова выкричала, - легко заплакав, сказала
мать. - Душеньку облегчить нечем.
- Тогда не скрипи.
На крыльцо тишком выскользнула Алевтина, опять стала глядеть на реку.
Алевтине зябко было стоять в голом ситцевом платьишке, она свела сизые
коленки, обхватила плечи руками. Но все таращилась, мигая от ветра.
- Алевтина! - закричала мать прежним голосом. - Тебе тут медом
намазано? Сиди у ребенка!
- Да он затихнул, мам. А я поглядеть хочу, как лед стронется. Как
стрелять начнет...
- Эка, не видывала! - сказал Санька.
- Когда стреляет - страшно, - заискивающе объяснила Алевтина. - А я
страшное люблю до смерти!
- Моли бога, что не видала страшного-то!
- Давай по вечерам пугать буду, - сказал Санька. - Чтоб всю ночь
тряслась. Тоже д-дура.
Алевтина запрыгала, чтоб согреться.
- Во сне неинтересно. Все понарошку боисся. А как проснулась - и нет
ничего. Только хуже обидно.
- -
Задергалась калитка, видать - кто-то плечом толкал; еще толкнули - и
сорвалась клямка с гнилого гвоздя. Согнувшись, боком пролез в калитку
председатель колхоза Суетнов. Был он в шапке, надвинутой на брови, короткий
необмятый бушлат висел внакидку на плечах, и рукава бушлата были запихнуты в
карманы.
- Здорово, хозяеваКак настроение, Дарья?
Мать отвернулась, ища, какую бы работу прежде схватить, побежала по
двору, крикнула Алевтине:
- Голоз
