Шукшин Василий - Ванька Тепляшин
prose_contemporary Василий Шукшин Ванька Тепляшин ru ru Vitmaier FB Tools 2006-05-18 http://www.lib.ru D19D9A08-C998-4811-8103-2659E56B758F 1.0 v 1.0 — создание fb2 Vitmaier
Василий Шукшин
ВАНЬКА ТЕПЛЯШИН
Ванька Тепляшин лежал у себя в сельской больнице с язвой двенадцатиперстной кишки. Лежал себе и лежал. А приехал в больницу какой-то человек из районного города, Ваньку вызвал к себе врач, они с тем человеком крутили Ваньку, мяли, давили на живот, хлопали по спине… Поговорили о чем-то между собой и сказали Ваньке:
— Поедешь в городскую больницу?
— Зачем? — не понял Ванька.
— Лежать. Также лежать, как здесь лежишь. Вот… Сергей Николаевич лечить будет.
Ванька согласился.
В горбольнице его устроили хорошо. Его там стали называть «тематический больной».
— А где тематический больной-то? — спрашивала сестра.
— Курит, наверно, в уборной, — отвечали соседи Ванькины. — Где же еще.
— Опять курит? Что с ним делать, с этим тематическим…
Ваньке что-то не очень нравилось в горбольнице. Все рассказал соседям по палате, что с ним случалось в жизни: как у него в прошлом году шоферские права хотели отнять, как один раз тонул с машиной…
— Лед впереди уже о так от горбатится — горкой… Я открыл дверцу, придавил газку. Вдруг — вниз поехал!.. — Ванька, когда рассказывает, торопится, размахивает руками, перескакивает с одного на другое. — Ну, поехал!.. Натурально, как с горки!
Вода — хлобысь мне в ветровое стекло! А дверку льдиной шваркнуло и заклинило. И я, натурально, иду ко дну, а дверку не могу открыть.
А сам уже плаваю в кабине. Тогда я другую нашарил, вылез из кабины-то и начинаю осматриваться…
— Ты прямо, как это… как в баню попал: «вылез, начинаю осматриваться». Меньше ври-то.
Ванька на своей кровати выпучил честные глаза.
— Я вру?! — некоторое время он даже слов больше не находил. — Хот… Да ты что? Как же я врать стану! Хот…
И верно, посмотришь на Ваньку — и понятно станет, что он, пожалуй, и врать-то не умеет. Это ведь тоже — уметь надо.
— Ну, ну? Дальше, Вань. Не обращай внимания.
— Я, значит, смотрю вверх — вижу: дыра такая голубая, это куда я провалился… Я туда погреб.
— Да сколько ж ты под водой-то был?
— А я откуда знаю? Небось недолго, это я рассказываю долго. Да еще перебивают…
— Ну, ну?
— Ну, вылез… Ко мне уже бегут. Завели в первую избу…
— Сразу — водки?
— Одеколоном сперва оттерли… Я целую неделю потом «красной гвоздикой» вонял. Потом уж за водкой сбегали.
…Ванька и не заметил, как наладился тосковать. Стоял часами у окна, смотрел, как живет чужая его уму и сердцу улица. Странно живет: шумит, кричит, а никто друг друга не слышит.
Все торопятся, но оттого, что сверху все люди одинаковы, кажется, что они никуда не убегают: какой-то загадочный бег на месте. И Ванька скоро привык скользить взглядом по улице — по людям, по машинам… Еще пройдет, надламываясь в талии, какая-нибудь фифочка в короткой юбке, Ванька проводит ее взглядом.
А так — все одинаково. К Ваньке подступила тоска. Он чувствовал себя одиноко.
И каково же было его удивление, радость, когда он в этом мире внизу вдруг увидел свою мать… Пробирается через улицу, оглядывается — боится. Ах, родная ты, родная! Вот догадалась-то.
— Мама идет! — закричал он всем в палате радостно. Так это было неожиданно, так она вольно вскрикнула, радость человеческая, что все засмеялись.
— Где, Ваня?
— Да вон! Вон, с сумкой-то! — Ванька свесился с подоконника и закричал: — Ма-ам!
— Ты иди встреть ее внизу, — сказали Ваньке. — А то ее еще не пропустят: сегодня не приемный д
