Шукшин Василий - Там, Вдали
literature_su_classics Василий Макарович Шукшин Там, вдали… ru NewEuro ne@vyborg.ru FictionBook Tools v2.0, Book Designer 4.0 04.04.2004 38CADB8C-1320-4DE1-B96F-7C58038622ED 1.0 Василий Шукшин
Там, вдали…
Петр Ивлев рано узнал, почем фунт лиха. Осиротел в один год сразу, когда не исполнилось и четырех лет. Отец от воспаления легких, мать спустя три месяца – не разродилась девочкой.
Мальчика взяла сперва бабушка, потом, когда бабушка умерла, приютила вдовая тетка.
Петр с грехом пополам дотянул до пяти классов и пошел работать в колхоз.
Шла война. В колхозе работали глубокие старики, бабы и молодняк-подростки. Трудное было время.
Поедет, бывало, Петька на мельницу зимой… А мешки, каждый – пятьдесят-шестьдесят килограммов. Навалят на спину такую матушку и неси. А нести надо вверх по сходне: ноги трясутся, в глазах – оранжевые круги.
Сходня – три-четыре сшитых тесины, поперек – рейки набиты. Обледенеет эта сходня, замызгают, загладят ее ногами, поскользнешься – мешок так и припечатает тебя к ней. Лицо – в кровь. И не занюнишь – товарищи рядом и старик-мельник большой насмешник.
Петька сплевывал солоновато-вязкую красную слюну и матерился. Материться он был мастер: дружки хохотали, а мельник одобрял:
– Так, Петька, легше будет.
Или за горючим в город ездили. Тулупишко драный, пимы третью зиму одни – подшитые-переподшитые, никакого тепла в них. А мороз – под сорок – сорок пять, дышать больно.
И ехать не двадцать, не тридцать километров, а шестьдесят с гаком. Окоченеет Петька, спрыгнет с саней и бежит километр-полтора, пока не упреет. Так до самого города: половину едет, половину бежит.
И не простывали как-то!
Был он парень не бойкий, но и не робкий. Если дело доходило до драки, – что частенько случалось среди ребят в те годы, – спуску не давал, стоял до конца. И был очень упрямый: что задумает – сделает.
Будет ходить, думать… Изведется весь, а своего добьется. Захотел купить черный шерстяной костюм – увидел в городе, в ларьке. Ночами снился проклятый костюм. А денег нет. Думал-думал – надумал: повез зерно молоть и один куль свалил бабке Акулине (бабка самогоном промышляла).
Попались. Бабке – год «принудиловки», Петьку простили по молодости и за то, что безотказный работник. Придумал другую штуку: в свободные вечера (а то и ночи прихватит) стал вырубать корытца. Едет с сеном или порожнем откуда, выберет березку поровней, срубит, завезет домой.
Обсочит ее, напилит чурбачков и вырубает корытца. Наделает – и на базар. Так раз пять съездил в город, купил костюм.
Выпал свободный день, Петька надел костюм, слегка напустил брюки на хромовые сапоги (весна была), сдвинул фуражку на бочок – из-под козырька горсть мягких русых волос – и так прошелся по селу. И все. Больше ничего не требовалось – разок пройтись таким образом.
С девками не хороводился – не знал, о чем с ними говорить. Попробовал проводить одну с вечерки – всю дорогу молчал. Измучился. Проклял себя и зарекся провожать.
А девки между тем заглядывались на него: был он не по годам рослый, с крепким, сильным, всегда обветренным лицом; взгляд хоть несколько угрюмый, но прямой и твердый. Внимательный.
С парнями тоже не любил много колготиться. Любил бывать один. А в основном – работал, работал, работал.
В страдную пору день-деньской, от зари до зари, на жнейке. Приезжал на стан весь серый от горячей пыли, в голове еще звенит и стрекочет машина… Поужинает со всеми вместе и уйдет спать куда-нибудь к ближайшей скирде. Перед сном сидел иногда, привалившись к теплой соломенной стене, слушал поздних пе
