Шумихин Иван - Неземные Озера
Иван Шумихин
Hеземные озера
Стремительно! вверх, все выше, все холоднее воздух, покрывает инеем лицо и
слипаются ресницы, немеют ноги и не чувствуют невидимых уступов пальцы,
вверх, ты - моя скала! - и ничья более, тысячи лет ты ждала меня как
единственная любовь, как предопределенный Ад, вы - мои вершины! - никто и
никогда еще не знал этого пути, - поистине звездная случайность могла
создать столь великую скалу. Ветер! ветер! и трещат окостеневшие швы,
разделяя неделимое, уши оглушает хор хрустальных рудников, где грунтовые
воды исторгаются и искрятся, самим существованием освящая подошву скалистых
гор. Мой путь, - вверх, по льдинкам, режущим кожу и входящим в плоть
достигая костей, льдинки, дробящие косточки и проникающие в костный мозг.
Ледяное движение, где один кристалл обрубается в свете, и начинается вновь
во тьме вечно-мерзлых пещер. Моя судьба, - когда зубы уже не стучат, но
крошатся подобно предназначенному ледяному врагу. Мой выбор, - вверх! - к
пику, на который просится возлежать горячее сердце, - ах, глупое сердце,
желает быть проткнуто льдом, - оно более не выносит своей горячности.
Шажок, и переброс руки, - выше! Крошка вниз - слышу. Гиперборейский ветер
вдруг прижимает к вертикальной плоскости, отрывает, и на одном крюке, крюке
живой плоти, однажды исковерканной для восхода на скалы, на одном крюке,
помнящем вкус разрубания десятиметровых кишков, отрываться от скалы и вновь
биться об нее, убиваться до обморока и очнуться от боли, ломать кости и
вмерзать распоровшими кожу их осколками в вечную льдину - молчаливый
спутник гордого пути, не бояться, не чувствовать вообще, только жить, но
значит - умирать, и не быть более, и быть навсегда, навсегда срываться в
ждущие своего эха ущелья и наконец вечно разламываться о серые камни,
обагрять их кровью и засыпать. Hо вдруг очнувшись, устремлять чистый взор к
Утренней Заре, окутывающей вечный пик, скрывающийся в незримой, возможно
несуществующей высоте, в которой лишь чистота может сливаться с обжигающим
северным ветром и мочь оторвать его от себя словно любимое дитя,
единственное дитя гор. Становиться подле берега подножного грустного озера
жизни, глубоких черных вод, доходящих каменными изломами до основания,
самого центра всех оснований, до костного мозга земли, все сжигающего своим
огненным дыханием. Становиться на четвереньки и смотреть в земное озеро
неземной надежды, давать отдохновение одинокому величию, становиться лишь
настоящим, лишь побережным ростком, отрывать свои корни и погружаться в
темные воды. Hаходить внутри, в глуби вод вечное, источающее фейерверки
подземных огней, взглядывать вверх на красное солнце ждущего мира, и тонуть
вниз, до самих пересечений окружающих подводных скал, видеть льдинки,
перемигивающиеся радужными искринками, вновь вспоминать прозрачные скалы и
жаждать, наконец, подгорных рек подземного пути. И окунаться в дикий хохот
подземных пещер, что выедены реками в плоти единственной великой скалы,
любоваться незримой тьмой, и стройными телодвижениями входить в вынесшую во
внутрь реку, чтобы нести дальше истерзанную судьбу. Задыхаться и начинать
бурлить, и вновь выныривать встречая Зимний Закат, во тьму погружающий
искрение вечных льдов, помнить, жить, чувствовать боль, верить в надежду,
любить, и все вместе ненавидеть, и вновь любить так, как лишь неземной храм
мог бы любить взбирающегося на тысячи тысячелетних горных ступенек своего
первого и последнего ученика.
Перевалившись через полдень возносить
