Щепетнев Василий - В Ожидании Красной Армии
Василий Щепетнев
В ОЖИДАНИИ КРАСНОЙ АРМИИ
Картофелина, розовый мятый шарик, подкатилась к моим ногам, потерлась о
туфли - левую, правую, снова левую, - и совсем было решилась успокоиться,
как автобус попал в новую выбоину. Толчок, и она заскакала, прячась, под
сидение.
А я уже начал к ней привыкать. Думал, подружимся.
Из-за выгороженной кабинки водителя тянуло дымком. Нашим, отечественным.
Моршанская фабрика табачных изделий. Сердцевинная Русь, посконь да лыко.
Я глянул в окно. Залапанное до верха коричневой дорожной грязью, оно
все-таки позволяло убедиться - Русь, точно. Лужи, распластанные вдоль
обочины, не отражали ни неба, ни кустов, ни обочины. Или автобус, округа и
небо слились в одно серое
ничто, и тогда - отражаемся. Значит, не призраки, существуем. Бываем. И
едем в райцентр Каменку. Для меня это промежуточный путь, мне дальше, в
деревню Жаркую Огаревского сельсовета.
Мотор ныл, канюча передышку, ныл жалостно, непрестанно. С плаката-календаря
загадочно улыбался молодой шимпанзе. Старый восточный календарь, без
выходных и праздничных дней.
Красные числа исчезли, выгорели - восьмое марта, первое мая и прочая, и
прочая, и прочая. Давненько отшумел год обезьяны, выгорели не только
красные числа, но автобус того не знает, потому и катит.
Городок объявился внезапно. Граната водокачки, двухэтажные дома, белого
кирпича, а больше - панельные, скромные витрины магазинчиков, пять
разноплеменных, кто во что горазд, киосков.
Автобус успокоился у стеклянного аквариума. Автостанция.
Других транспортных средств не видать. В разъезде, в разъезде, не приведи
случай, генерала нанесет - нет ничего, придется просить обождать-с.
Я последним покинул салон. Навстречу мне ломились желающие ехать в обратную
сторону, но водитель заорал, что поедет-де лишь через час, а пока пошли бы
вы.
Лыко и посконь.
Спросив дорогу, я побрел по асфальтовой ленте. Грязь, жидкая, разведенная,
была и на ней, а сойди в сторону? Я пожалел, что не носят больше калош.
Немодно. А сапоги? Нет их у меня. Как и многого другого. Почти ничего нет.
Чемодан вот разве, четырнадцать килограммов брутто, дорогой кожаный кошелек
с дешевыми деньгами и за подкладкой - десять ликов Франклина, остаток
последнего приза.
Дорожка проходила сквозь скверик; облетевшие деревья верно и стойко несли
караул у памятника. Часовые, о которых забыли. На выходе из скверика -
скамейка. Большая, да еще на постаменте. На краю скамьи просто, задушевно
расположился вождь. Успел соскочить с пьедестала, добежать и сесть. По
количеству вождей на гектар мы по-прежнему впереди планеты всей.
Искушение оказалось непомерным, и я сел рядышком. Зря. Скамейка оказалась
жесткой, колкой, шипастой. А ему-то сидеть и сидеть. За что?
Так, сочувствуя и негодуя, я дошел до скопления бараков центральной
районной больницы.
Административный корпус был не краше и не гаже других.
Секретарша пила непременный чай, и я прошел прямо к главврачу. Кабинет -
копия всех кабинетов: со стыдливым прямоугольником не выцветших обоев над
столом, синими корешками в шкафу и тремя телефонами. Один, положим,
внутренний, другой - городской, но третий? Не "кремлевка" же! Загадка
третьего телефона.
- Конечно, Сонечка, конечно... - главврач мельком глянул на меня и стал
слушать Сонечку. Ширококостный, мордастенький.
Их что, по экстерьеру подбирают, руководителей? Экие дуболепные.
Наконец, он наговорился. Я представился.
- Ага... Ну, да... Собственно, вы будете работать при совхозе, вот... Он
оплачива
