Щербаков Александр - Рассказы Из Жизни А П Балаева
Александр Щербаков
Рассказы из жизни А.П.Балаева
"ТУК!"
Любой уважающий себя специалист по ближней зоне знает про "казус
Балаева". Знать-то знает, но объяснить не может. Я тоже не могу.
Единственное, в чем я твердо убежден, так это в том, что моя фамилия там
не по существу. А чья по существу, так я бы и сейчас с удовольствием
выяснил.
Было это на программе Синельникова по свободному поведению. Этот
Синельников был большой человек, всех знал, все мог. Идея у него была
такая: "Каждый может быть космонавтом!" Он считал, что готовить
космонавтов по нескольку лет и зубрить каждый полет до автоматизма в
земных условиях - это искажение великой идеи. И что все корабли
неправильно конструируют. В них человек по рукам и ногам спутан. А полетов
уже десятки в год, обучение чересчур усложнено, программы затягиваются.
Корабль должен быть прост в управлении, как велосипед, а космонавт должен,
как велосипедист, руководствоваться минимальными рефлексами. Для
определения этих рефлексов ему нужны были неподготовленные люди. Их сажали
на корабль, отгоняли на пять-шесть гигаметров от Земли на полуторамесячный
эллипс и создавали, как Синельников говорил, неустойчивые ситуации с
правом приема самостоятельных решений в естественных условиях. Хороши
естественные! Аукнешься, а откликнется тебе с Земли чуть ли не через
минуту.
Короче, Синельников эту идею пробил. Иные на него как на сумасшедшего
смотрели. И вправду, чепухи там много было, но дело он сделал хорошее.
Разве нынешний корабль с прежними сравнишь?
А метод у него был такой: он требовал себе медкарты и персоналки чуть
ли не со всей академии, обрабатывал на машине, отсеивал острые
противопоказания, вызывал человека за месяц до старта и предлагал полет.
Курс обучения - в основном на карданном тренажере с автопротивовесами, и
ступай, за Луну не зацепись!
Вроде чушь несусветная, академики при одном звуке его имени багровели,
а полеты шли без сучка, без задоринки. И после десятого полета с кораблей
начали разные блоки снимать. За ненадобностью.
Я у него был двадцать седьмой. Как сейчас помню, спрашивает он меня;
"Спортом занимаешься?" - "Нет", - говорю. "Ну и дурень! - говорит. - Слава
богу, мне таких и надо. Специальность твоя?". Я набрался нахальства и
говорю: "Левша". - "То есть как?" - "А вот так - блох подковываю". Он
хохочет: "Хорошее дело. Захвати с собой стаю, потом лично приму. Но только
чтобы прыгали! А то какой в них толк?" И на кардан меня.
Сунули меня на конвейер, а я не пойму, то ли мне смеяться, то ли
плакать: учат меня полковники, не ходят - выступают. А сами закон Ома
преподают, Кеплера, Ньютона, опыт Прадо - короче школьный курс физики.
Буссоль на стол ставят, словно чашу с ядом. Священнодействуют.
Но вытерпел. В космос-то мне хотелось. Я уж там был не знаю какой
тысячный, орденов за это не давали, и премий особых тоже не полагалось, но
ведь интересно же!
И про левшу это я, конечно, так брякнул, а у нас с Оскариком Джапаридзе
была одна идея насчет расслоения сложных структур излучения звезд. Это
длинно рассказывать, в другой раз как-нибудь расскажу. Но лучшей
возможности кое-что проверить ожидать не приходилось. Так что мы
согласовывали, добывали аппаратуру, расписывали эксперименты, голова у
меня была полна забот. И когда я наконец выстрелился, крутанул стандартный
пируэт, получил разрешение и побежал на свой эллипс, мною овладело тихое
блаженство.
Это уже тысячу раз описывали, я все эти описания читал и до полета, и
после. И скажу вам
