Щербаков Александр - Третий Модификат
Александр Щербаков
ТРЕТИЙ МОДИФИКАТ
Был момент, я числился по документу грузовым автомобилем.
Понадобилась мне в связи с квартирным обменом справка, кто я таков и
какая семья, подал я по телефону заявку в наш районный статузел, а у них
машина, видно, перегрелась, сбой поехал. И пришел мне формуляр, что я -
грузовой автомобиль марки "Александр Петрович Балаев", грузоподъемность -
"пять человек", основание для поставки на капремонт - "имеет двух детей",
перечень узлов, подлежащих списанию - "49 лет", суммарный пробег - "82,5 кв.
метра" и так далее. Назывался этот формулярчик - "Ликвидационный вкладыш к
техническому паспорту". Я его в рамочку заделал и на дверь повесил смеха
ради.
А если говорить серьезно, то, когда вы садитесь к текстеру и кладете
пальцы на клавиатуру, вам их не сводит? Мне маленько сводит. Сводит, потому
что отдаю себе отчет: я не наедине с самим собой; я, сегодняшний я, имею
дело не только и не столько со своим отображением, в котором собран мой
опыт, вкусы и набор подхваченных сведений; в сусеках моей "Пошехоники" мне
противостоит весь опыт российской словесности. И главное - не столько этот
опыт, столько чье-то представление о нем, анонимное, ряженное под
объективную истину. И таким образом ряженное, чтобы ощущалось не как
противолежащее, а как прилежащее. В этом святом убеждении делаешь три-четыре
закидки и сам не замечаешь, что на пятой уже не память "Пошехоники" к тебе
прилежит, а ты к ней прилежишь, с каждой закидкой все плотнее, все большим
числом граней души. И в голову тебе не приходит, что текст, который ты
намастрячил, это не твой текст, а гомогенное месиво из Лермонтова и Зощенко
с двумя-тремя щебнинами твоего жаргона. Видеть ты этого не видишь, чуять не
чуешь, разомлевший от наглядной вытанцуемости словесного ваяния.
Стелясь вдоль "Пошехоники", любой помбур в отставке может возомнить себя
Львом Толстым - это несомненно. Внешне это выглядит как торжество равенства
и братства при возгонке духовных ценностей. А по сути дела это шумно буксует
сам способ производства этих ценностей на письме.
Уж и не знаю, как выбираются из этого истинные литературные таланты наших
дней, а я перешел исключительно на устный рассказ. Чтобы ни к каким
клавиатурам даже не прикасаться, чтобы надеяться только на то, что
просочилось через собственные нейронные мембраны и таким образом присуще мне
и только мне. Я же в писатели не лезу, я был технарь и есть технарь, так что
мои словесные экзерсисы на соответствие высоким стандартам не претендуют.
Это мой личный способ отдыхать от праведных трудов. И не вижу ничего дурного
в том, что отдыхаю не как все - за игрой в видеокассетные бирюльки,
составляя индивидуальные наборы из стандартных сюжетов-кубиков, а
замахиваюсь на то, чтобы пополнить сам набор.
А что набор по-прежнему поддается дополнению - за это ручаюсь всем моим
жизненным опытом. Сколько лет толкусь, ни разу не происходило со мной
такого, что уже описано в романах, повестях и рассказах как отечественных,
так и иностранных. Взять, например, случай, когда мне на голову упал
метеорит. Где вы о таком читали? Или случай, когда меня горилла из фоторужья
прищелкнула. Или когда моя ежедневная поверхностная электропрограмма из
санатория дуром шла на Гидрометцентр и по ней целую неделю прогнозировали
тайфунную обстановку на тихоокеанский регион для всего торгфлота. Или как с
меня сняли копию в институте эктопсихологии и что из этого вышло.
Как, вы не знаете этой истории?
Ну держись, народ!
