Щербаков Владимир - Река Мне Сказала
Владимир Иванович ЩЕРБАКОВ
РЕКА МНЕ СКАЗАЛА
Вот и река. С матово-зеленого закатного неба в ее темное зеркало уже
упала первая звезда. Я сразу узнаю заводь, где мы купались в июне, где
сейчас пахнет мятой, а тростник дремлет от безветрия. В нескольких сотнях
метров от воды - минные поля, блиндажи, пулеметы, окопы. И на чужом и на
нашем берегу. Фронт недвижен, он застыл. Граница проходит здесь, по
Ловати, и не первый уж месяц. Пока я был в госпитале, ничто не изменилось.
За моей спиной, в реденьком, полупрозрачном леске скорее угадывается, чем
слышится негромкая песня. Там мои товарищи. Только Наденьки нет: она
теперь в отдельном стрелковом батальоне, который держит оборону километрах
в двадцати к северу от нас.
С ней успел я узнать, как тепло воздуха в часы звезд пряталось в
древесные стволы. И почему ни зорями чистыми, ни светлыми ясными днями не
куковала кукушка (в июне она "ячменным колоском подавилась"), и что
говорили сердцу ландыши, васильки, цветы ржи. Дважды опускались и сходили
росы над желто-синими берегами Ловати-реки, дважды гладь ее расплескалась
под нашими ладонями голубыми брызгами звезд. Дважды на плечи к нам слетало
золотистое утро. Не было третьего утра, третьей ночи, видно, много уж и
так дано было тишины и покоя под дулами немецких пулеметов.
Далекий июнь. Две ночи. Память не сольет их воедино.
...Я вхожу в воду бесшумно и быстро. Наденька уже в реке: темное
крыло волос прикрыло ее плечи, зыбкая волна блеснула под щекой. Мы ныряем
с открытыми глазами, и звезды дрожат, как над костром; пряди их лучей не
так-то просто собрать в прямые пучки. Нет в помине кузнечиков, кликавших
свет в легкой мерцающей полутьме надводного мира. На дне звенит песок
(интересно, слышно ли в воде стрельбу?).
Ласков, упруг серебряный ток чистых струй от наших рук. Кто вынырнет
последним? Лунно-белая струя сбегает с моих плеч. Наденьке я проигрываю
целую минуту. Не так уж много, казалось бы, но если учесть, что среди моих
сверстников во всем Осташкове не было равных мне в этом виде состязаний...
Впрочем, Наденька - девушка необычная. Она снайпер, окончила
специальную школу. Но дело даже не в этом, потому что во вторую ночь...
- ...Смотри на берег! Видишь? Может быть, ты думаешь, что это от
ветра?
Ничего особенного я не замечаю. Берег как берег. Ветра нет совсем.
- Смотри внимательно. Еще раз.
Наденька поправляет волосы быстрыми, неуловимыми движениями. Ее руки
всплеснулись над глянцем воды, волосы сбросили капли, улеглись за спиной.
- Да ты за берегом наблюдай, за тростником! - говорит Наденька.
И тогда я наконец вижу: тростник качается, шелестит. Воздух
неподвижен, трава повторяет движения ее рук, волос.
- Еще? - спрашивает она.
Я киваю.
Только что тростник был недвижен, но стоило ей прикоснуться к волосам
- по воде разбежались блики из-под проснувшихся полутеней. Она опускает
руки - медленно, устало... Тростник успокаивается, шелест тает.
- Как же это у тебя получается?
Наденька в ответ улыбается. А может быть, просто внимательно смотрит
на меня. У нее очень большие темные глаза, но где-то в их глубине живет и
живет улыбка, прозрачная веселость.
- Это шутка, - говорит она. - Хочешь что-нибудь посерьезнее?.. Я
разбужу сейчас птицу.
Дрогнули ее губы, чуть-чуть, почти незаметно, точно слово должно было
слететь с них, да так и не слетело, застыло - невысказанное, волшебное.
Сошлись брови, глаза стали продолговатыми, внимательными, но и в них
светилось то же желание, что не успело с губ слетет
