Щупов Андрей - Баллада О Ное
АНДРЕЙ ЩУПОВ
БАЛЛАДА О НОЕ
Что видели звезды? Шляпки серебристых гвоздей, вбитых в черный бархат,
море мглы, сосульчатый, подпоясанный снегом холод и, разумеется, одна другую.
Еще, может быть, тараканов в виде комет, клопов и кусачих метеоритов. А что
видел кот, восседающий на пестрой пирамидальной куче, навороченной поверх
мусорного контейнера? Еще парочку таких же перспективных контейнеров рядом,
желтоглазого собрата-конкурента вдали и выбегающих из подъезда помочиться
красномордых гуляк в белых, выбившихся из брюк рубахах, в галстуках через
плечо, в полосатых носках.
Звезды, как водится, молчали. Кот, внимающий ароматам кучи и того
прокисшего, чем тянуло от подъезда, брезгливо фыркал. Гуляки не замечали
ничего. Увлеченные вольной трусцой с третьего этажа вниз и обратно, они не без
удовольствия смеялись над раскачивающимися вокруг домами и деревьями.
Землетрясение в алкогольные пять-шесть баллов их ничуть не пугало.
Башенкин Ной Александрович не был исключением. Он тоже выбежал "подышать".
Как все. Тем паче, что туалет заняла расстроенная дама. Она вовсю курила,
копотью изгоняя из глаз соленую печаль, протяжно ширкала носом, на стук в
дверь гнусаво отвечала "занято" и вновь надолго замолкала. Из-под дверей
тянуло никотиновым туманом, кое-кто даже смело предположил, что дама там не
одна, но Ною вникать в подобные нюансы не хотелось. Хотелось на волю, под
опеку подслеповато моргающих звезд, на девственно северные заоконные газоны.
Такая уж это была вечерника. И не затрудняя себя поиском родной обуви, мужчины
шлепали по ступеням вниз, завершая нехитрый бартер: глоток прохладного воздуха
в обмен на горечь закипающих желудков, на влагу лопающихся емкостей.
Справив нужду, Ной запрокинул голову. Не без усилия распахнул глаза, как
не распахивал, должно быть, уже лет пятнадцать или двадцать. Аж заломило веки.
Мимолетно припомнил, что в детстве подобное упражнение давалось ему
значительно легче. То есть тогда он, видимо, этим только и занимался,
заглатывая новое и неведомое, словно черная дыра. Мир усваивался порционно -
сладкими и шершавыми кусками. Для заглатывания требовались глаза - широко
раскрытые, способные угадывать самые незначительные мелочи. Подобные глаза
есть только у детей.
Башенкин смотрел вверх и видел, как кренится кирпичная стена дома, как
неустойчиво покачивается свод. Ныли веки, пульсировало под темечком, и ему
вдруг подумалось, что на самом деле он вовсе не на земле, а в глубоком
колодце, и небо похоже на темный люк, перекрывший выход к свету и солнцу.
Стало совсем грустно. Открывать в тридцать с копейками немудреные истины
вроде той, что мир - всего-навсего колодец, занятие не из веселых.
"Глупости, - успокоил себя Башенкин. - Просто я не тем закусывал. Не рыбой
надо было, а пельмешками. Непременно пельмешками! Рыбные мысли совсем не те,
что пельменные. Другая суть, иная стать. Скользкие, верткие, неудобоваримые, а
зачем такие нужны человеку?" Он шагнул к дверям и, разумеется, поскользнулся.
Наверное, на собственных рыбных мыслях. "Я совсем пьяный. Странно... - Ной
ухватился за косяк и тяжело вздохнул. - А мыслю совсем как трезвый. Может, это
неспроста? Может, я особенный?.."
Оплодотворенное зернышко лопнуло, выпростав проворный побег. Бамбуковым
стремительным лучиком идея пошла прорастать в Ное, наполняя чем-то доселе
непривычным - скорее приятным, нежели пугающим.
"Раз я не пьянею умом, - продолжал он рассуждать, - раз способен думать о
глобальном - что-нибудь это, верно,
