Юрьев Зиновий - Дальние Родственники
ЗИНОВИЙ ЮРЬЕВ
ДАЛЬНИЕ РОДСТВЕННИКИ
ФАНТАСТИЧЕСКАЯ ПОВЕСТЬ
Шагов до окна было ровно восемь. Не размашистых, не
быстрых, не пружинящих, которыми он ходил - да что ходил -
летал! - когда-то, а шаркающих, неверных шажочков - последс-
твия инсульта. Дистанция, конечно, не совсем марафонская, но
Владимир Григорьевич преодолел ее сегодня очень недурно, да-
же не остановился ни разу и, очутившись на стуле у окна, по-
чувствовал смешную гордость - хоть выбрасывай вверх кулак
жестом спортивного триумфа. Он на мгновение так и представил
себе многоцветную гудящую чашу стадиона, а на гаревой дорож-
ке себя, в своей вельветовой пижамке: одна рука на палочке,
другая горделиво поднята вверх.
Он слегка ухмыльнулся. То, что он еще мог шутить или
хотя бы пытаться шутить, было неплохо. Ей-богу, неплохо. Од-
на из немногих оставшихся маленьких радостей. Точнее, причин
для самоуважения. Еще точнее, последний щиточек против давя-
щей безнадежности последней финишной прямой.
Его семидесятивосьмилетнее немощное тело напоминало ему
иногда медленно тонущий корабль: еще одна пробоина, еще од-
на, отказывает рулевое управление, заливает котлы. Покинуть
судно он не может, как капитан. Но в отличие от него этот
вопрос не профессиональной этики, а цепей, которыми он при-
кован к кораблю. SOS послать некому, да и не поможет никто,
когда вот-вот пойдешь ко дну, и остается только улыбаться.
Хотя бы только потому, что больше ничего делать не остава-
лось. Капитан, капитан, улыбнитесь...
Владимир Григорьевич расчетливо зацепил палочку ручкой
за спинку стула - когда нагнуться, чтобы поднять упавшую
палку - почти подвиг, поневоле станешь расчетливым - и взял
бинокль. И бинокль он поднял расчетливо, правой рукой, левая
у него после инсульта слабенькая, обхватил плотно, чтобы не
уронить, не дай бог. Вещи уже давно относились к нему с ос-
корбительным пренебрежением: то и дело норовили выскользнуть
из рук, упасть, спрятаться.
Как и всегда, прикосновение руки к черному шероховатому
телу бинокля было чувственно-приятно. И оттого, что был это
отличный прибор, легкий и мощный, с двенадцатикратным увели-
чением. И оттого, что подарил его внук, единственная родная
душа в его сжавшемся, опустевшем мирке. Сашка купил его в
Гонконге, двадцать пять долларов, знал, чем порадовать деда.
Владимир Григорьевич ухмыльнулся. Кажется, астрономы и
астрофизики до сих пор не могут решить, сжимается ли Вселен-
ная или раздувается в чудовищном флюсе. С его вселенной,
увы, дело обстояло проще. Она стремительно сокращалась, чер-
ные дыры успели уже поглотить почти всех дорогих ему людей,
силы, здоровье. Что ж...
Он вспомнил о письме внуку, которое написал уже недели
две тому назад и все никак не решался отправить. Даже в кон-
верт вложил, вывел почетче адрес: "Константин Паустовский",
штурману Александру Семеновичу Данилюку. А отправить не отп-
равил. Получилось письмо длинным, печальным и каким-то плак-
сивым.
"Саша, - скажут внуку на его "Паустовском", - тебе
письмо".
Или к штурману полагается обращаться на "вы"?
Внук неторопливо вскроет конверт - даже не глядя на об-
ратный адрес, по одному дрожащему стариковскому почерку сра-
зу увидит, от кого письмо, - куда торопиться, какие срочные
вести может сообщить ему немощный дед? Скользнет глазами и
поморщится, что-то расхныкался дедуля. Жаль, конечно, стари-
ка, да что ж поделаешь.
Немножко он, конечно, перехватывал в своем воображении.
Перестраховывался. И не скользнет торопливо взглядом Са
